«Обижалась на Тутберидзе, а она поблагодарила за Юлю». Первый тренер Липницкой — о детской дерзости, медных трубах и Валиевой

Елена Левковец знает, как воспитывать звезд мирового фигурного катания за тысячи километров от Москвы и Санкт-Петербурга.

Первый тренер Юлии Липницкой Елена Левковец уже много лет тренирует на старом катке «Локомотив». Он находится почти в центре Екатеринбурга, но найти его не так уж просто — надо заехать на вторую линию домов и не пропустить небольшое с виду строение голубоватого цвета с округлой крышей. Оно похоже на котельную или маленький футбольный манеж.

Вокруг жилые дома и небольшая детская площадка-«резинка». Все буднично и спокойно — так сразу и не поверишь, что в этом антураже делали свои первые шаги в мир спорта высших достижений наши знаменитые фигуристы Липницкая и Максим Ковтун. Воображение рисует какие-то эпичные декорации, а реальность ударяется лбом о маленькую аккуратную входную дверь белого цвета и табличку «Вход строго в бахилах!».

«Вот тут мы и живем», — говорит Елена Арнольдовна, показывая каток изнутри. С него мы и начали наше большое интервью.

— Сколько лет катку, кстати?

— Ой, я знаю, что в том виде, в котором мы его сейчас видим, он существует с 1986 года. Понятное дело, ремонт был, но все же. Три года назад подушку меняли полностью до котлована. Раньше здесь, кстати, крыши не было — до 86-го года как раз. На ее месте был надувной купол, а лед был открытым, естественным. С 1986-го стены красили, вентиляцию доделали. «Вулканы», вон, повесили, чтоб теплее было. Освещение другое стало. Раньше-то вообще только две лампочки на весь каток висело, ничего не видно было.

— В Москве у детей зачастую по полтора часа длится лед.

— Ну, мы вот сейчас едем в «Сириус» 31 мая — там, слава богу, льда будет очень много. И утром полтора часа, и вечером. Вместо отпуска поедем туда. А что делать? Надо же как-то достигать результата.

— То есть полтора часа льда утром и полтора вечером — в Екатеринбурге такого нет?

— Нет. Иногда количество времени меняется. Бывает, к примеру, 45 минут льда и еще 45 — на ОФП.

— А фигуристов у вас сколько?

— Около 20 человек. У меня две группы — старшая и младшая. Младшая от 2012 года и до 2010-го, а старшая — от 2009-го и до 2005-го.

— Неоднократно слышал, что не в Москве работать непросто — дескать, льда не так уж много, плюс не очень высок поток желающих заниматься.

— Ну, детей на самом деле много. Малявочные группы у нас вообще громадные. Но действительно идут по большей части в хоккей, потому что почти все катки построены под него. У нас Ночная хоккейная лига выигрывает постоянно какой-то тендер, получают миллионы — и им строят катки. Наверное, это нормально — все-таки массовый вид спорта, да и ставок там больше.

— У вас есть понятие селекции? Условно, приходит к вам девочка, не владеющая двойными, — таких не возьмете?

— Конечно. Хотя сейчас такие, наверное, и не приходят. Но вообще, самое главное — внешний вид. Иной раз придет такая, знаете, булка — и что с ней делать?

Вообще, раньше отбор был немного другим. Юлька Липницкая, к примеру, как попала в школу — мы же их прямо отбирали с тренерами! Этого — мне, этого — тебе. Смотрели, у кого из фигуристов какие отметки по показателям, и поровну делили. Условно, вот у этих «пятерки» — одного мне, другого — второму тренеру, третьего — третьему. И так далее.

— Вы говорите, что парни похуже, чем девочки. Почему, на ваш взгляд?

— А они не то что похуже — их просто меньше. Мальчиков очень мало. Средний уровень девочек, конечно, все равно выше, но тем не менее проблема больше в количестве. Если судить по нашей области — мы иногда не можем набрать кворум, чтобы мальчишкам выполнить разряд.

Младшеньких сейчас много — человек по 10-15 в разряде при кворуме в 6. А вот в разрядах постарше их, условно говоря, 5 — все, шести нет. И ждем, когда появится еще какой-нибудь пацан. И хотя остальные ребята могут владеть всеми элементами, но разряд выполнить не удается.

— Как считаете, регионы вообще способны догнать Москву по уровню кадров?

— Почему нет? Но тяжело, конечно… Все говорят, мол, менталитет не тот и все такое. Но у меня детки ведь тоже и в театры ходят, и знают, что катают.

— В каком плане — не тот менталитет?

— Ну, периферия. Провинция. Так говорят. Я когда прихожу, условно говоря, на судейскую коллегию, всегда подчеркиваю — не забывайте, мы не периферия. Мы, извините, регион, это звучит гордо! (Смеется.) Но стоит отметить, что нас все равно уважают. Москва, Питер, другие регионы — друзей много. Поддерживают нас. Не в плане судейства, конечно, а в общении. Мы такие же, как все. Даже, может, и круче. Потому что мы сильнее (смеется).

— Давайте представим людям Веронику Яметову.

— Знаете, она внешне, конечно, не похожа на Юлю Липницкую, но внутренний стержень, характер, трудолюбие — тут могу их сравнить. Вероника — человек, которому не надо много объяснять, она схватывает все с полуслова и с полувзгляда. С ней очень приятно работать, потому что ее не заставляешь. Результат нужен ей самой, и она к нему идет. Это очень здорово, правда.

Хотя по-человечески, конечно, всякое бывало… Мы с ней прошли через огонь, воду и медные трубы. Она уходила от нас к другому тренеру в позапрошлом году. Причины были настолько несерьезные, что мы сначала переживали очень сильно.

— А в чем были причины?

— Мало внимания. Что было на самом деле — тут я уже не знаю, потому что докапываться мы не стали, это только своему здоровью вредить. Поэтому просто постарались отпустить эту ситуацию.

После ухода Вероники у нас подросли новые звездочки, у меня появилось желание и стремление к работе. Не знаю почему, но мне стало так интересно это все! Не было рутины. И тут в конце сезона мама Вероники обратилась ко мне, чтобы мы снова начали сотрудничать. Но я сказала «нет».

— Почему?

— Ну, рана зарубцевалась, я успокоилась. Можно сказать, пошла дальше. Но потом где-то через месяц мне муж сказал: «Все, берем Веронику обратно. Мы не можем так, она ведь наша, мы ее воспитывали и разбрасываться детьми не можем. Кто знает, что тогда случилось, ведь сказать «мало внимания» — это самое легкое». Мы сели с мужем за стол переговоров, и я согласилась.

И, знаете, она как будто и не уходила, хотя почти сезон пробыла у другого специалиста. Мы просто взяли и стали работать дальше, словно ничего и не случилось. Видимо, так и надо было — нужна нам была эта пауза, чтобы сделать рывок.

— В следующем сезоне она будет выступать по взрослым?

— Думаю, да. Раз уже начали, то надо продолжать.

— Сейчас Вероника, по сути, самая сильная девочка из регионов. Как думаете, почему все сложилось?

— Трудно ответить. Она просто показывает, что умеет — вот, наверное, и все. Да, она боится. На первенстве России старшего возраста перед короткой программой по ней было видно, что она очень сильно переживает.

На чемпионате России я тоже замечала, что перед короткой Вероника волновалась безумно. По видео это, может, не так сильно заметно, но я точно видела. Спросили у нее потом, а она сказала: «Я же не видела никогда такие залы, столько народу…»

— Не боитесь, что переманят?

— Уже ничего не страшно. Это же их жизнь — спортсменов, родителей. Мы же — тренеры — отдаем им часть своей жизни на то время, пока они с нами. А все остальное — это их право. Пусть идут дальше, если захотят. Не получится — ничего страшного, мы всегда тут. И, конечно, примем обратно.

— Просто по вашему рассказу показалось, что вы довольно болезненно воспринимаете уходы.

— А это у всех. Просто это тоже с опытом приходит. У меня 35 лет тренерской деятельности, и только со временем приходит более спокойное отношение. Это их жизнь, и они должны проживать ее самостоятельно.

Дети — они же вообще такие, попробуй им сказать что-нибудь (смеется). Конечно, я, бывает, и гаркну, и крикну, и кулак… Но вот эти — они уже смеются надо мной, когда я ругаюсь (смеется).

— По поводу «гаркнуть, крикнуть» — как я понимаю, это вообще норма в тренерской работе?

— Ну, бывает, конечно… Плюс у этих деток же сейчас такой возраст трудный, когда приходится всячески уговаривать — разверни носочек, дотяни стопу, подними подбородок. Не понимают — тогда уже громче. Чуть-чуть тон повыше — и сразу становится нормально (смеется).

— А вы вообще жесткий тренер?

— Мне кажется, нет. Хотя другие, может, думают иначе (смеется). Я требовательная, не люблю, когда начинается халява. У нас и так льда немного — это сегодня еще два по 45 минут. А когда один по 45? Они у меня в такие дни даже не разговаривают на тренировке, потому что иначе ничего не успеть.

— Должен ли тренер быть жестким?

— Думаю, да. Тут мягкость ничего не дает. Хотя, конечно, нельзя орать и истерить.

— Вы говорите, Юлия Липницкая проходила отбор по старым правилам.

— Ага. Не попала она ко мне тогда, кстати. По распределению ее другой тренер взял. Но в итоге как вышло: у нас на катке работало сразу три тренера, и у каждого зоны были разграничены разметкой на льду. И Юлия на первой же тренировке от своего тренера топ-топ-топ ко мне.

На второй тренировке — снова топ-топ! Я ее уже за ручку везу обратно, потому что неприлично же, она все-таки у другого тренера числится. А потом уже мама Юли подошла и сказала: «Слушайте, ну она сама к вам бежит, давайте уже работать?» А я такая, ну и давайте (смеется). Так все и началось.

— Если бы вас попросили рассказать историю, которая характеризует Юлю в человеческом и спортивном плане, что бы это было?

— Самое свежее — дома у Юли вместо кукол были кони, лошади. Она была очень увлечена лошадьми. Когда была маленькая, на четвереньках бегала быстрее всех. А по характеру Юля — сорванец. Как пацан. У Юли этот характер виден невооруженным взглядом. Иначе она бы этот «Список Шиндлера» в 15 лет не скатала. Такое не сыграть, это должно сидеть внутри.

— Как вообще с ней работалось?

— Ой, она очень упертая. Ей тоже, как и Веронике, ничего особо говорить не надо было. Нет, мы, конечно, обучались, изучали технику, мама очень помогала. Но Юля настолько быстро все схватывала, что я ее уже с 6 лет водила к старшим, и она у меня там каталась. Раньше такого у нас не было.

— Не опасно?

— А она между ними ездила. Мне даже девочка одна говорила — Таня Зинченко, мастер спорта. Однажды подъезжает ко мне: «Елена Арнольдовна, откуда у вас такая дерзкая девочка появилась?»

Я сначала ничего не поняла, а потом глянула — Юля на старшем льду едет вдоль бортика, мелкая такая, перетяжки делает. Таня — взрослая девочка — стоит и вообще никак не мешает ей, а Юля проезжает мимо и на Таню — оп! (Смеется.) Это такой сигнал, чтоб уступили дорогу. Таня: это что вообще было? (Смеется.) Вот такой Юля была на льду.

— Сразу чувствовали в ней потенциал на нечто большое?

— Да, конечно. Она же здесь у нас все повыигрывала, надо было дальше двигаться. Я считаю, они с мамой сделали абсолютно правильный выбор.

— То есть обиды за переход Юли к Этери Георгиевне не было?

— Ну нет, обида была. Я же с Этери не была знакома, мы с ней даже не общались. Потом судила первенство России, а Юля тогда как раз недавно перешла к Этери. И мне говорят: «Выйди, тебя Тутберидзе зовет». Я отказывалась, но все же пошла.

А Этери мне: «Спасибо вам огромное, такая замечательная девочка! Ей ничего и говорить не надо, она сама все знает». Вот такими были ее слова.

— Такой вопрос вверну: медали любой ценой — оправданная мотивация в спорте?

— Сложный вопрос. Если мы говорим про Тутберидзе и ее команду, то внутри я не была, поэтому могу судить только с рассказов и наблюдений за их работой на соревнованиях. К примеру, на тренировках на чемпионате России не было никакого гнета, никакого применения силы. И никакой агрессии. На разминке в зале было все то же самое.

Я, кстати, одну ее идею взяла на вооружение — ставить оценки за прокаты на тренировках. Я им пишу все и раздаю. Это очень удобно, гениально и просто. А что до того, что про нее говорят, будто она жесткая, жестокая и так далее… Все может быть, конечно. Но я этого не видела.

— Пример той же Юли — олимпийское золото она выиграла. Но после него, кажется, была настолько опустошена и выжата, что уже не смогла собраться. Это норма или есть какой-то иной путь?

— Это уже обратная сторона медали. С другой стороны, она лялькой обзавелась, работает, учится. Еще и титулы есть. Наоборот, Юля все успела сделать в 15 лет. Жалко, конечно, что не продолжила дальше, но это такой молодой вид спорта, так что это норма. Последние три цикла у нас молодые девчонки все выигрывают.

— Ну, не все. Ане Щербаковой, к примеру, почти 18 было в Пекине.

— Ой, ну все, вообще бабушка старая! (Смеется.) Это же всего-то 18 лет, жизнь только начинается! Хотя сейчас возрастной ценз поднимут, посмотрим. Может, это и хорошо… Я, конечно, не сторонник сильного поднятия возраста, но если на год, до 16 — почему нет? Но мы в любом случае приспособимся к любому раскладу, у нас же очень много талантов в стране. Майя Хромых, к примеру, вот откуда? Из Нижнего Тагила, и такой бриллиант оказался! И ничего ей не мешает — ни рост, ни длинные руки, как и Камиле Валиевой.

А раньше у нас говорили: «Растяжка мешает! Она ногой махнет — и все, не соберет себя больше!» Было принято, чтобы детки приходили короткими. А сейчас они машины просто. Такого можно достичь только упорнейшими тренировками или с рождения такими быть.

У меня в этом плане любимый пример — спортивная гимнастка Лена Шушунова. Она крепкая была, и тренер всегда про нее говорил, что она не талантливая. Просто для здоровья пришла позаниматься. Но она таким трудом себя сделала, дважды олимпийской чемпионкой стала. Только так и можно работать.

— А есть ли вообще какие-то плюсы у возрастного ценза? Если изнутри смотреть, с точки зрения тренера.

— Ну, если судить по Веронике, то плюсов нет (смеется). Да и не только по Веронике. Валиева та же — она уже сформировалась, такая принцесса стала. Мне кажется, она выглядит даже взрослее Саши Трусовой и Ани Щербаковой — и вот как ей выступать с малявками? И я даже не про четверные — чисто внешне, по образу.

— То есть это искусственное сдерживание?

— Ну, этот вопрос точно встал из-за наших девочек. Раньше не было таких споров, когда Тара Липински выигрывала чемпионат мира в 14 лет и Олимпиаду — в 15. Просто это к нам такое предвзятое отношение. Сейчас же ISU даже правила изменили — добавили пункты про перетяжки и все прочее. Это же они из-за Валиевой сделали.

— А у нее действительно есть какие-то ошибки в этом плане?

— Ну, по идее, там на каскаде не должно все-таки быть перетяжки.

— А она есть?

— Несильно. Она немного затягивает процесс оттягивания ноги, чтобы мощно толкнуться. Но это не то чтобы минус — скорее, наоборот. Есть же несколько критериев, по которым можно поставить в GOE +3 и +4 — высота, длина, скорость. А у нее каскад-то, извините, на половину катка!

Но надо ведь к чему-то придраться. Или как они придумали, как можно к Щербаковой пристать, — она же флип прыгает, как бы разворачиваясь. И теперь съем будет до элемента. Но это все, конечно, пока только новости. Как будет на практике — мы пока не знаем. Еще же даже конгресса не было.

— Как вы относитесь к четверным у девочек? Говорят, программы съедают.

— Это же классно! Когда эти прыжки пролетают возле тебя — прямо дух захватывает. А что касается «съедают» — это же в основном применительно к Саше Трусовой говорят. С другой стороны, разве у той же Валиевой они съели программу? Нет, конечно.

А Саша более физически сильная, упертая, ей такой стиль подходит. Да и у Ани Щербаковой ничего не пропадает. И у Майи Хромых. Я судила финал Кубка России в прошлом году, где она сделала два четверных, — и ничего, все было замечательно.

— Вы же с Вероникой тоже собирались учить ультра-си, насколько я помню?

— Да, мы начинали учить тройной аксель до операции. Она у нее была только что — шишка возникла на подъеме правой ноги. Ботинок, видимо, натер. Ее прооперировали, она лишь неделю как кататься начала. До этого все шло более-менее, и самое главное — не было страха. Надеюсь, так все и останется.

Еще у Вероники сальхов более-менее, так что будем смотреть. Но она, конечно, растет… С другой стороны, а разве только наши дети растут? Та же Камила очень сильно выросла, и ей это не мешает.

— С введением возрастного ценза актуальность четверных не потеряется?

— Мне кажется, глядя на Сашу Трусову, ничего в этом плане не потеряется. Эти девочки повели за собой всю страну и весь мир. Так что четверные у женщин уже никуда не уйдут.

Вообще, дай бог, чтобы все у наших ребят и девчонок получилось. Сейчас же наш спорт находится под таким ударом. Ладно еще мои малявки, а у чемпионов мира и олимпийских чемпионов откуда мотивация? У тех же Синициной/Кацалапова, Тарасовой/Морозова. А самое интересное — я знаю, что они все равно найдут мотивацию и будут кататься дальше.

— Как итоги Олимпиады оцените?

— Я была такая счастливая, когда Марк Кондратюк выиграл золото в команде! Свете Соколовской писала, мы дружим. Я тогда была главным судьей на зональных соревнованиях Урала и Поволжья, и они выиграли как раз перед тем, как у нас начался судейский митинг. Так что мы начали его с позитива (смеется). Все были такие счастливые… Правда, потом прошли сутки, и все, к сожалению, изменилось. Надеюсь все-таки, что удастся получить медали. Наши ребята заслужили.

— А про девочек что скажете?

— Ну, Саша… Если бы она не завалила короткую, может, итог был бы другим. Не надо было ей прыгать тройной аксель! Откатала бы короткую программу чистенько, без сбавок, и стала бы олимпийской чемпионкой. Но тут, наверное, взыграла ее упертость, что надо добить аксель. Вот и получилось.

А что касается Камилы — сломалась она, конечно. Точнее, сломали ее. Плюс она катала обе программы в команднике, это тоже могло ее надломить уже чисто в физическом плане. Мне было очень жаль ее. Она же все-таки маленький ребенок — пусть и четверные прыгает.

— Когда смотрели за этим олимпийским накалом, не было мыслей, дескать, да ну его?

— Нет. За столько лет в спорте даже такое начинает казаться нормальным. Так и должно быть, без этого соревновательного нерва во всем происходящем нет никакого смысла. Только ради этого и надо там быть, переживать за детей. Иначе это не спорт.

Еще один момент — когда Юля была, я же тоже переживала. Когда она каталась, у меня в груди комок был. Прямо жгло, вот настолько переживала. А когда она ушла, у меня это пропало. Я не переживала за детей, был спад такой. А потом, через пару лет примерно, когда подросли другие мои детки, на каком-то турнире снова зажглось это ощущение. И я сказала сама себе: «Фух, слава богу, я вернулась» (смеется). И до сих пор это продолжается. Мне кажется, ради этих переживаний мы и работаем.