Тяжеловес из Эстонии Денис Смолдарев (200 см, 122 кг, 11 побед, 2 поражения) дрался против толпы, спасал людей из огня и восемь лет живет с диагнозом, из-за которого вынужден быть спортсменом. Его бой против американца Кенни Гарнера на турнире М-1 в Ингушетии – сегодня в 22:00 на «Матч ТВ». Его интервью Александру Лютикову – прямо сейчас.
- У вас вес 122 кг. Вы всегда были таким большим?
- В 12 лет мой вес был 73 кг, при этом я не скажу, что был каким-то жирным. Я всегда был шире и выше всех своих сверстников. Еще с детских соревнований боролся в самых тяжелых весовых категориях. Вообще поначалу я был довольно ленивым мальчиком – можно сказать, маменькиным сыном. А в 12 лет записался в секцию дзюдо – и с этого момента все в жизни изменилось. Через пару лет, в 2004-м, друг скинул мне бои Федора Емельяненко. Я узнал, что он дзюдоист и самбист, - и понял, что точно буду драться в ММА. То есть это цель с 14 лет.
- Какой у вас был вес в 14 лет?
- 103 кг. Я помню, что узнал об этом на уроке физики в седьмом классе: нам для эксперимента надо было свой вес измерить.
- Как вы пришли к первому бою в ММА?
- Я закончил 12 классов школы, поступил в несколько университетов, но учиться не пошел из-за финансовых затруднений в семье. Надо было работать – и я устроился вышибалой в ночной клуб. Параллельно пошел еще кикбоксингом заниматься. Через неделю мне говорят: «Ты можешь тренироваться бесплатно. У нас тут турнир будет – хочешь подраться по правилам ММА?» Я просто в восторге был. Дали оппонента – Мишу Васильева, на которого у меня обида была: когда боролись с ним по самбо, он мне руку сломал. Меньше чем за минуту победил его нокаутом.
Еще ездил на чемпионаты мира, Европы по боевому и спортивному самбо, по кикбоксингу – всегда приезжал с медалями. Государство никак не поощряло. В России вот ребята часто жалуются, что их не очень поддерживают. Но если бы они знали, как может быть, то поняли бы, что их на самом деле поддерживают. Просто у нас ты можешь приехать и услышать предъяву: «Почему занял второе место на мире, а не первое?» Хотя для меня разницы в этом плане не было никакой: я что за первое место ничего не получу, что за второе – и пойду дальше работать охранником в ночной клуб.
- Сколько вы получали за первые бои в Эстонии?
- За первый бой гонорар был 40 долларов. За второй – 120. И жить с денег за бои в тот момент было не то что невозможно – тут, наверное, матерное слово надо какое-нибудь употребить. Это привет всем, кто думает, что у профессиональных бойцов в жизни все шикарно и клево.
Шесть ночей в неделю я работал в ночном клубе. Два раза в день при этом тренировался. Приезжал с соревнований – и сразу на работу. На первый бой я отпросился, побежал на турнир, подрался – и убежал обратно охранять клуб. У меня другого варианта тогда не было: жить надо было на что-то. Я зарабатывал 5 евро в час – то есть 40 евро за смену. В 21 час выходил на работу, в 5 утра заканчивал, в 6 ложился спать дома. В 11 просыпался и шел на первую тренировку. Потом снова сон – и вторая тренировка. А там уже и на работу пора. Плюс еще успевал домашние дела какие-то делать. По молодости это нормально переносится, я даже не задумывался, что это тяжелый график. Мне он казался обычным.
- Что самое сложное в работе вышибалы – с пьяными разговаривать?
- Да. И сдерживать себя, чтобы никого там не убить.
- Удавалось сдерживаться?
- Я никогда не начинал конфликт сам. Только если меня ударят – тогда все, лучше им бежать. Мне вдвоем с товарищем часто приходилось отбиваться от толпы человек в восемь-десять. По-разному было, но битыми мы ни разу не оставались. Рецепт стандартный: вырубаешь лидера – и всем остальным сразу становится неинтересно драться. Если даже полезут, то просто как шавки – их пару раз пнуть и хватит.
- Какой был самый сложный эпизод?
- Когда солдаты приходили – ребята, которых отпустили из части в увольнение. Их было человек двенадцать, все лысые, им не понравилось, что их пускать не хотели. Двери пытались разбить, кидались всякой ерундой. Мы сначала вдвоем были, потом к нам еще один товарищ спустился. Отбились. Тоже, в общем, ничего сложного: пару раз ударил, они кровь первую увидели и сразу сами позвонили в полицию. Вот это, конечно, всегда интересно: люди начинают драку, а потом зовут полицию на помощь. Мы каждые выходные, без исключений, были в участке – давали ответ по заявлениям на нас. На то время полиция еще была на нашей стороне: мы каждый раз предоставляли полную видеозапись, которая снимала все вопросы. К административной и уголовной ответственности нас ни разу не привлекали. Но сейчас, насколько знаю, все усложняется с этой толерантностью и европейскими законами: тебе плюнули в лицо, а ты должен еще и рот открыть, чтобы туда тоже плюнули.
- Когда вы ушли с этой работы?
- В 2012-м, перед третьим боем в М-1. Я пошел учиться на пожарного-спасателя. Я вообще идеалист по жизни – и с детства хотел быть пожарным, спасать людей.
Обучение было сложным. Еще в школе я сдал экзамен на среднее знание эстонского языка – на уровень B-2, с которым ты можешь рассчитывать на более-менее нормальную зарплату . Но проблемы при обучении на пожарного-спасателя возникали, потому что абсолютно все было на эстонском. И в том числе работающие там русские настроены настолько принципиально, что говорят только на эстонском. Мне приходилось тяжелее всех в группе – я только и делал, что зубрил целыми днями. Но главное – обучение было очень качественным и сильно помогло.
- Чему учат?
- Вообще всему. Обучение дает базу: ты тренируешься спасать тонущих, лазить с веревками по скалам, тушить пожары, доставать людей отовсюду – из искореженных машин, из огня. Учиться трудно. Понятно, что не все ответственно подходят к обучению: есть те, кто идет в спасатели просто получать зарплату. И они, конечно, стараются попасть не в центральную пожарную часть Таллина, а куда-нибудь на дальний хутор, где никогда ничего не происходит и можно спать. А я пошел в центральную часть – в очень хорошую команду к русским парням. У нас было 10-12 выездов за день.
- Если взять в вашу пожарную команду человека со стороны – меня, допустим, - то в чем я вам особенно сильно буду мешать?
- Ты можешь в ступор впасть, когда первый раз увидишь труп или горящего человека. Не сможешь ориентироваться в задымленном помещении и не будешь знать, что надо на корточках ползать и действовать по правилу правой руки. Ну и техникой не будешь уметь пользоваться. Я тебе скажу: «Тащи багор», - а ты не знаешь, где его взять и как он выглядит. «Неси пилу», - а ты не знаешь, как ее завести. И вот представь – без обучения попасть на пожар четвертого уровня сложности. Горит отель, например, а там тысяча человек. И нужно действовать всем оперативно, а ты идешь со мной в паре – и мы друг за друга отвечаем. И если ты не учился, то я откуда знаю – спасешь ли ты меня, если там со мной что-то случится? Или ты будешь суетиться, в какую-нибудь дыру в полу провалишься и будешь с разрезанной ногой лежать и гореть.
- Первое время вы испытывали чувство страха на этой работе?
- Я пришел в команду уже подготовленным – и помню, какая у меня была эйфория от первых выездов. Вызов поступает – я бегу первым: пока все спускались только, я уже в машине сидел в маске. Напарники говорили: «Ты маску пока не надевай – там, может, и пожара-то нет». А я даже на вызов о горящей помойке ехал в шлеме и маске.
Первый серьезный пожар случился, когда я еще пары недель не отработал. Со второго по пятый этаж в доме горели все квартиры. Четвертый уровень сложности. Дом каменный, просто внутри все обшили гипсокартоном, а за ним вата в качестве утеплителя. И все это изнутри начало гореть – за стенами, под потолком и под полом. Была очень нудная работа. Вот мы, спортсмены, бьем кувалдой по покрышке для развития силы удара. А тут ломали кувалдами стены, только делали это семь часов, то есть всю ночь, в полной пожарной экипировке и при температуре градусов 500. А через три дня была новая смена – и был тоже пожар четвертого уровня: горел корабль в порту. Мы в термокамеру посмотрели на одну из стенок этого корабля, а она показывает 960 градусов! С напарником залезли, стали тушить и, когда обдали ее водой, пошел такой невыносимый пар, что нам пришлось отходить, иначе свариться можно. Вот, кстати, самое страшное: пар. Он всегда щелочку найдет и просочится под пожарную одежду, обварит.
- Вас ведь медалями за службу награждали. За что именно?
- Например, был случай: квартирка маленькая – диван загорелся, все в густом дыму. Мы с напарником очень быстро – за минуту – сломали ломом железную дверь, забежали внутрь, нашли человека, вынесли и передали медикам, которые его откачали и доставили в больницу. Объективно: если бы мы сломали дверь не за минуту, а за полторы, то человека уже не было бы.
С деревянными дверями проще, конечно, но их ногой, как в фильмах, выбивать нельзя.
- Почему?
- Ну а если за дверью лежит человек? Это один момент. Второй: смотрели фильм «Обратная тяга»? У пожара есть такая «фаза отдыха». Когда кислород в помещении весь выгорел, но там по-прежнему очень большая температура и все продолжает потихоньку тлеть. И если выбить дверь, то произойдет резкий приток кислорода и случится взрыв.
- Пожарные и спасатели хорошо защищены экипировкой?
- Тут такое дело: если все делать по инструкции, то кого-то ты можешь не спасти. Иногда ты не можешь вытащить человека, не сняв свой шлем. Но если я снял шлем, вытащил человека, а в этот момент мне в голову откуда-то прилетел камушек, то моя страховка перестает действовать и никто не выплатит моей семье компенсацию. То есть на этой работе ты постоянно рискуешь. В июне 2015-го у меня родился сын – и я уволился оттуда. Пройдет время – и я, наверное, вернусь, потому что работа мне нравится. Хоть и платят за нее мало.
- Вышибала получает больше?
- Да. Но не в этом дело. Я стал замечать, что устаю, совмещая тренировки и дежурства. Когда работаешь пожарным сутки через трое, ты восстановишься, если в эти трое суток будешь отдыхать. А я тренируюсь по два раза в день. Причем даже в дни дежурства тренировался.
- У вас был тренажерный зал на работе?
- Да, там груша есть, штанга, велотренажер, гребной тренажер – достаточно, чтобы поддерживать себя в форме. Конечно, урывками тренируешься, потому что в любую секунду может поступить вызов и ты должен немедленно сорваться. Но то, что вообще была возможность там заниматься, это уже неплохо.
- Правда, что у вас проблемы с щитовидкой?
- Нужно говорить правильно: щитовидная железа. Это чтобы она не обижалась – меня так врач научил. Когда было 16-17 лет, у меня произошел сбой, организм выделял слишком много гормонов. Помню, приехал на сборы с весом 120 кг, а через два месяца был уже 98. И пошли проблемы. Сердцебиение в покое доходило до 160 ударов в минуту. В результате у меня развилась гипофункция щитовидной железы. С такой же проблемой есть еще один боец – Антонио Силва: у него это было с раннего детства, отсюда развился гигантизм. У меня проявилось уже после созревания, поэтому отклонений физических нет, только гормональный сбой. Из внешних проявлений только одно: прыщи на лице высыпают постоянно. Ежедневно я принимаю лекарства, которые поддерживают функцию щитовидной железы.
- Какие проблемы это вам доставляет в быту, в бою?
- Усталость, снижение активности, мне все теперь дается труднее. Вот во время перерыва в бою я стараюсь не сидеть. Если я сижу, мне сразу спать хочется. И во время боя мне нужен какой-то экшн, я должен много двигаться и не застаиваться: если мне не удастся себя завести, то я и драться буду вяло, без настроения. Так что зрелищность моих боев можно объяснить моими проблемами со здоровьем.
Самый страшный эффект заболеваний щитовидной железы: люди с этим диагнозом ведут пассивный образ жизни, мало ходят. Я про себя знаю: пока занимаюсь спортом, буду жить. Если перестану – очень быстро разжирею.
- Сколько боев в год вам нужно, чтобы не работать совсем и жить на сегодняшнем уровне?
- Два-три. Это чисто боями. Спонсоров у меня нет. Иногда вообще возникают странные ситуации. Я узнаю, например, что бизнесмен хотел оказать мне спонсорскую поддержку, но его отговорили. Мне сложно понять, зачем люди это делают.
- У вас ведь есть проблема со спарринг-партнерами?
- Ну да, у меня их просто нет. Я отдельно хожу с кем-то побоксирую, отдельно с кем-то поборюсь. Плюс выезжаю иногда в Петербург – там можно уже с бойцами ММА поспарринговать (к бою против Гарнера Смолдарев провел сбор в Москве вместе с Алексеем Олейником и Дмитрием Сосновским - «Матч ТВ»). Когда нахожусь в Эстонии, очень большой упор делаю на функциональную подготовку: бег, плавание.
- С какой скоростью вы бегаете при весе 122 кг?
- 10 км за 45 минут, а если взять тест Купера, то за 12 минут пробегаю 3200 метров. Проплыть 50 метров могу за 30 секунд. Функционалка – это самое главное для любого тяжеловеса. Все мы сильно бьем, все мы можем бороться за счет своей физической силы, а вот нормально дышать на протяжении боя будет только тот, кто над этим работал.
- Вы редко ездите тренироваться дальше Петербурга – это вопрос финансов?
- Конечно. Я бы хоть завтра поехал в Дагестан бороться, в Таиланд подтягивать тайский бокс и так далее. Но нет того, кто это проспонсировал бы. Просто если тратить на это гонорары с боев, то я умру с голоду и какой-нибудь критик меня еще и дотопчет в интернете.
- Был момент, когда вас звали переехать в Россию, предлагали менять гражданство?
- Нет. Только однажды предложили: «Давай ты будешь выходить не под эстонским, а под российским флагом». Я отказался. У нас с ММА плохо. Три бойца, по сути. И всем пофиг на них. Может быть, удастся это изменить.
- В вашем первом бою за пояс М-1 вы проиграли удушающим поляку Марчину Тыбуре. Вы же с температурой вышли драться?
- Да. С Тыбурой бой был как будто во сне: все плавало перед глазами. Я потом даже не помнил, что на ринге делал, - в памяти осталось только то, что я его повалил. А все остальное уже по видео смотрел: какие-то удары размашистые кинул, потом ущемление ахилла зачем-то попытался провести – прием, который я вообще никогда в своей жизни в боях не делал. Да это каждому человеку знакомое состояние, когда болеешь, голова перегрета и ты не особо соображаешь.
Я болезнь-то как поймал: праздновали бабушкин юбилей – 75 лет. И там были детки, которые шмыгали носом и потом ночевали у нас. А я был на пике формы – с пониженным из-за постоянных тренировок иммунитетом. И все, сам слег с гриппом. Перед боем неделю лежал в номере, температуру было не сбить – выше 38 держалась. Лежа в кровати, потерял за неделю семь килограммов: летел на бой с весом 124 кг, а вышел драться – 117. И это был не тот вес, который полезно потерять: все здоровье ушло из тела. Я вышел пустой: без сил, желания и рвения.
- Был вариант сняться?
- Да там ведь финансовый вопрос важный решался. Свадьба была на носу – и мне надо было драться, чтобы заработать денег, ха-ха-ха. Вообще мое участие в боях родным не особо нравятся. Они свыклись, конечно, но все равно – мама плачет, отец и брат переживают. Жена тоже волнуется, но понимает, что это мое любимое дело, и на мозги не капает. Просто говорит: «Голову береги, чтобы не пробили сильно».
Автор: Александр Лютиков
Фото: M-1 Global, Facebook*.smoldarev
* Соцсеть, признанная в России экстремистской
